VIKA, не концентрируйтесь на плохом. Ваша поддержка нужна папе. Вам очень тяжело, я знаю. Постарайтесь отбросить плохое. Знайте, мы с Вами. Пусть папа выздоравливает.
Ох, Maddy, чувствую еще припасла она для нас самое интересное впереди!
- Если ты сейчас заикнешься про душ, - слышу я ленивый голос, - я выкину тебя в окно.
Я хихикаю и устраиваюсь поудобнее. Первый раз в жизни радуюсь своей, любимое слово моей мамы, миниатюрности. Я помещаюсь на этом большом парне полностью, лежу на нем, вытянувшись во весь рост, вот только твердая ключица все время попадает под щеку, закрываю ее ладонью – теперь хорошо. Мне не хочется двигаться, но я волнуюсь за здоровье шотландца, который, в отличие от меня, расположился на ковре (до дивана мы не дотянули), а это не лучшее место для отдыха.
- Тебе, наверное, там холодно и жестко.
- Пять минут назад это тебя не волновало, - насмешливо говорит он и добавляет, - наездница.
Я улыбаюсь, вспоминая те самые «5 минут назад», и краснею. Хорошо, что стемнело и он не может видеть мои пламенеющие щеки. Его присутствие превращает девочку из хорошей семьи, примерную ученицу, ответственную студентку и, наконец, благопристойную даму в оторву и, к сожалению, ей, то есть мне, это нравится.
Вероятно, в дамских романах написали бы, что героиня мечтала провести остаток жизни в этой позе. Но, к сожалению, героиня из меня так себе, потому что в комнате прохладно – я начинаю мерзнуть, мне постоянно приходится подстраиваться под ритм его дыхания, чтобы удержать равновесие и, черт, я опять хочу есть.
Последнее обстоятельство заставляет меня сползти с этого шикарного ложа. Я встаю – ноги подрагивают и ощущается слабость в коленках. Дотягиваюсь до выключателя – свет режет глаза, я совершенно дезориентирована, как летучая мышь с заглючившим радаром. Решаю, что одежду можно найти и в темноте, наощупь. Подбирая раскиданные по комнате предметы гардероба, пересчитываю наиболее чувствительными частями организма острые углы и холодные поверхности.
- Что ты там делаешь? – в голосе недовольство.
- Хочу одеться.
- Ты куда-то собралась?
- Да, в магазин.
- Зачем?
- В доме даже хлеба нет.
- А до утра нельзя подождать?
- До утра, - говорю, - доживу вряд ли. Очень кушать хочется. А каннибализм в нашей стране запрещен законом.
Слышу, как он поднимается. Включается свет. Я успеваю зажмуриться, пережидаю оранжевые круги, которые плавают под моими веками, потом осторожно открываю глаза.
Терри деловито натягивает джинсы.
- Ты можешь остаться, - предлагаю я, - я быстро вернусь.
- Ну уж нет, тебя в ванной-то на пять минут оставить страшно. К тому же ты обещала мне прогулку.
Поход в магазин при двадцатиградусном морозе язык не поворачивается назвать прогулкой, но я предпочитаю с ним не спорить, по крайней мере, будет кому сбагрить тяжелую сумку, думаю я.
Достаю теплый свитер и пальто. Папа был не таким высоким и чуть уже в плечах, но, в целом, мистер Шеридан производит довольно респектабельное впечатление. Правда, сочетание высоких армейских ботинок невообразимого размера и строгого пальто меня несколько смущает, но Алка всегда мне твердит, что в моде я не разбираюсь. К тому же, другого варианта все равно нет. Шапка с надписью «Спартак» придаст облику некую законченность - решаю я. Мой подарочек крутит в руках предложенный головной убор и уточняет:
- Ты уверена, что это обязательно надевать?
- Минус двадцать, - напоминаю я.
- А что такое «Спартак»?
- Самый знаменитый футбольный клуб.
- Хорошо играют?
- Паршиво, – честно признаюсь я.
- Тогда не надену, - улыбается он.
- Шапки с надписью «Плейбой» у меня нет, - заявляю я, - придется довольствоваться этим.
Когда мы выходим в подъезд, я поворачиваюсь, кладу руки на лацканы пальто и, глядя в золотисто-серые глаза, предупреждаю:
- Помимо фанатов «Спартака» есть еще поклонники футбольного клуба ЦСКА. Это как Монтекки и Капулетти – давняя кровная вражда непонятно из-за чего, так что…
- А вот это уже интеееересно, - тянет он.
В ответ на мой укоризненный взор и разводит руками и делает честные глаза
- Я пошутил.
Слава богу недалеко от дома имеется круглосуточный магазин с горделивым названием супер-маркет. Супером я его и в страшном сне бы не назвала, но сейчас главное для меня быстро добраться до места, где водится еда.
Красавец в армейских ботинках оживленно крутит головой по сторонам, он явно соскучился по людям в моем обществе. На входе в магазин нам попадается троица девушек нежного возраста: у них одинаковые прически, одинаковый макияж и практически одинаковые куртки (в молодости приятней находится в стае), а главное юбки на них такой длины, что даже самой изощренной фантазии под ними делать нечего. Конечности, выглядывающие из этого модного минимализма облачены в модные мерцающие колготки в сеточку, в прорехи которой виднеется багрово-перемороженная девичья кожа.
- Красивые ноги, - плотоядно улыбается киношный негодяй одной из девиц.
Все трое издают восторженное ржание и, гарцуя на разъезжающихся каблуках, удаляются, поминутно оглядываясь на клевого парня под руку с мелкой мегерой в капюшоне. Я делаю вид, что ничего не заметила – пусть мальчик резвится, домой ему придется возвращаться со мной.
Захожу внутрь и отправляюсь на поиски необходимого мне для выживания перечня продуктов, Терри моментально теряется в лабиринте стеллажей. Решаю, что найду его позже, ориентиром мне послужат томные женские вздохи. Наполнив корзину, приступаю к поискам и тут же набредаю на выразительную мизансцену. Около полки, уронив банку с консервированными ананасами, стоит ослепительная блондинка в короткой белой шубке - дешевый голливудский стандарт: накладные ресницы, нарощенные ногти, вставной бюст. К беспомощной девушке, которая вряд ли сможет поднять такую тяжесть, на выручку сразу же бросается благородный шотландец. Он протягивает ей банку, их взгляды встречаются, я вижу волны электричества, расходящиеся по сторонам. Мадам явно представила, как она сожрет это редкое чудо, обложив ананасами, чертов магнит же, по всей вероятности, прикидывает, насколько упруга грудь, покачивающаяся в вырезе. Это выше моих сил. Пронзительно-капризным голосом я говорю:
- Дорогой, куда ты опять делся? Мне же тяжело!
Подарок покорно возвращается к хозяйке, дама окатывает меня волной презрения и зазывно смотрит на привлекательного мерзавца. Я решаю расставить все точки над Ё. Расстегиваю пальто, запускаю туда свободную руку и, крепко прихватив казанову за задницу, тихо, но отчетливо заявляю:
- Если ты еще раз к ней подойдешь, я проткну ее силиконовый бюст и он со свистом сдуется на глазах у изумленной публики.
Он хохочет, чмокает меня в нос, забирает корзину и говорит:
- Какая ты злая.
- Даже не представляешь, насколько, - парирую я, царственным жестом указывая направление движения.
Мы выходим из магазина. Морпех, нагруженный пакетами, тих и внимателен. Во мне еще не до конца улеглась буря, но демонстрировать свои переживания я не собираюсь. Поберегу силы до дома, решаю я.
На этом вечерний променад на заканчивается. Недалеко от магазина около нас резко тормозит нечто черное, блестящее, танкообразное, с высокой подножки падает до боли знакомая фигура, которую так и тянет дополнить малиновым пиджаком и толстой золотой цепью. Фигура скользит дорогими туфлями по снегу, чтобы удержаться нежно обнимает Терри (который аккуратно роняет пакеты под ноги) и орет, распространяя вокруг себя запах перегара:
- Братан, где здесь проспект Победы?
Хорошо еще, не 3-я улица Строителей думается мне, это было бы уже лишку.
Мой спутник быстро ориентируется.
- Братан, я б тебе помог, но я тут сам третий день как, вот, - указывает он на меня, - к девушке приехал.
- Изззни, - вежливо произносит обладатель дорогой обуви и отваживается отпустить крепкие плечи шотландца. Потом переводит взгляд выше, считывает надпись на шапке и решает поделиться наболевшим.
- Последнюю игру видел? Это ж надо было матч просра…- смотрит на меня, осекается, - Иззните, деушка. Да за такое надо ….
Видимо озвучить при мне список возможных кар деликатный болельщик не решается.
- Нет, последнюю игру не видел, извини, - слышу я спокойный голос.
- Ты че, братан, недавно, - мужчина ищет приемлемую формулировку и с нажимом произносит, - оттуда?
Терри кивает. Наш новый знакомый произносит «Падажжи» и лезет во внутренний карман пиджака, достает оттуда визитную карточку с золотым обрезом и сует невозмутимому морпеху.
- Ты, короче, после праздников мне позвони. С работой помогу.
Мужчины жмут друг другу руки, благодетель нетвердым шагом направляется к машине, потом оборачивается ко мне:
- С праздником вас, девушка!
Я искренне благодарю и с облегчением направляюсь в сторону дома.
- Весело у вас, - слышу я за спиной, Терри догоняет меня, - это и есть загадочная русская душа?
- Ага, - говорю я, - широкая, подогретая алкоголем.
Найти трезвого человека на улице в это время можно с трудом. Новогодняя вакханалия в разгаре. Лично меня эти затянувшиеся праздники радуют только потому, что мне не нужно ходить на работу – оторваться от Дедушкиного подарочка ради производственных нужд было бы затруднительно.
У подъезда на лавочке нас встречает выводок юношей и девушек. Они где-то отоварились слабоалкогольными, но в больших количествах, напитками, соответственно, настроение у них боевое. Мы на их нетрезвый взгляд вполне подходим на роль объектов для шуток. Самый смелый или наименее трезвый вьюнош, развалившись на лавочке, обращается к моему сопровождающему:
- Длинный, дай шапку поносить!
Девушки неуверенно хихикают. Мой киногерой отдает мне пакет, берет юнца за шиворот и медленно произносит
- Допрыгнешь – дам.
Наступает тишина, молодой человек читает в глазах нависшего над ним «длинного» отсроченный приговор и спешно отводит взгляд. Провожаемые молчанием, мы заходим в подъезд.
- И ты еще хотела идти одна, - слышу я ворчание поднимающегося по лестнице впереди меня мистера Шеридана.
К тому моменту, как мы входим в квартиру, мой гнев по отношению к любвеобильному рыцарю полностью испаряется. Я миролюбива как Папа Римский, правда очень голодна.
Мы направляемся на кухню, я сооружаю ужин на скорую руку и предлагаю своему защитнику разделить со мной трапезу.
Разговор вертится вокруг русской души и ее типичных проявлений.
- Хорошо, - вдруг произносит Терри, - расскажи мне, женщина с загадочной душой, почему ты не замужем?
Хотела бы я сама знать ответ на этот вопрос.
- Как-то не сложилось, - говорю, – Рассказывать особенно нечего. Несчастная первая любовь, пара неудачных романов, выматывающие отношения с женатым мужчиной, все пожалуй.
- Исчерпывающий списочек, - слышу я, - а любовь, о которой так много говорят девушки? Ну, эта ваша – настоящая.
- А ваша? – раздражаюсь я.
- Понимаешь, мужчины не рассуждают об истинной любви, - в его голосе проскальзывает издевка, - не ждут ее, сидя у окна. Никто не задумывается, познакомившись с приятной девчонкой, это ли любовь всей жизни, не планирует будущее на 5 лет вперед. Нужно жить сегодняшним днем.
- Замечательный подход, - повышаю голос я, - сегодня мне хорошо, а там трава не расти. От романа к роману, каждую неделю – новая жертва, пока не опомнишься, а тебе 50 лет.
- Во-первых, 50 лет – это не конец жизни, - следует ответ, - во-вторых, женщины обожают обвинять мужиков во всех смертных грехах и чувствовать себя жертвой. Это так удобно, когда во всем виноват кто-то другой.
- А во всем виноваты мы сами? Опять «бабы – дуры» начались?
- Так, стоп! – резко говорит он, - Я не хочу с тобой ругаться. Я спрашивал про любовь, так вот была она у тебя или нет?
- Она у меня и сейчас есть, - ехидно заявляю я, - это ты. Красивый и опасный мистер Шеридан.
- Я не об этом!
- А я об этом! – ору я, - Перестань меня воспитывать! Еще не хватало, чтобы вымышленный персонаж занимался моим психоанализом!
- Ну вот, - голос холодный и совершенно безжизненный, - ты сама это сказала. Собираешься всю жизнь прожить с вымышленным персонажем?
Мне стыдно, я утыкаюсь носом в его грудь и начинаю реветь, больше всего на свете мне хочется, чтобы он обнял меня. Но он не спешит выполнять мое желание, осторожно касается губами макушки, берет в руки мое лицо, вытирает слезы:
- Пойдем спать, ты устала.
**с мелкой мегерой в капюшоне**
**Расстегиваю пальто, запускаю туда свободную руку и, крепко прихватив казанову за задницу, тихо, но отчетливо заявляю:
- Если ты еще раз к ней подойдешь, я проткну ее силиконовый бюст и он со свистом сдуется на глазах у изумленной публики.**
Я не знаю, как вернуть все назад, не знаю, что сделать и что сказать, чтобы разгладить эту жесткую складку у рта. Он вежлив и внимателен, от этого еще больней. Я не могу заснуть, прислушиваюсь к его спокойному дыханию, придумываю слова, которые смогут все исправить, но все они - фальшивка. Мне хочется дотронуться до него, почувствовать тепло, согреться, но мне страшно. Сворачиваюсь клубочком и наконец засыпаю.
Когда просыпаюсь, его нет рядом. Первая мысль «Все, end of story, Дедушка отозвал свой подарок». Мне скостили срок за плохое поведение. Я чувствую боль, разочарование и …облегчение. Мне не нужно никому ничего объяснять, не нужно подстраиваться, подбирать слова, в конце концов привыкнуть можно ко всему, даже к одиночеству. Я почти привыкла.
Нахожу свой новогодний сюрприз в ванной – он бреется перед зеркалом. У меня легкий шок. Небритых Дед обратно не принимает? Или у мистера Шеридана новое задание и нужно придать подарку товарный вид?
Понимаю, нужно сказать что-то нейтральное. По его реакции пойму, что делать дальше. Но вот разговоры о погоде ли добром утре сейчас также уместны как похоронный венок с надписью «От скорбящих друзей» на свадьбе.
- Ты куда-то собираешься? – спрашиваю.
- Нас вчера пригласили на прием, или я ошибаюсь?
Разглядывает меня в зеркале, голос ровный и бодрый, лицо наполовину в слое мыльной пены. Он такой родной и такой настоящий, хоть это и звучит как полный идиотизм, но мне не привыкать быть идиоткой.
Крепко обнимаю его, прижимаюсь лбом к теплой коже между лопаток и говорю:
- Прости меня.
Произнести такое, лично для меня, - подвиг. Меня легче закопать, чем заставить признать свою неправоту. По крайней мере, так было раньше. Теперь я жду ответа – отвратительное чувство беспомощности вот-вот прожжет дыру в моем желудке. А если он скажет «Нет», что мы будем делать в одной квартире три оставшихся дня? А если - «Да», значит меня есть ЗА ЧТО прощать? Поганая альтернатива.
Он поворачивается ко мне, кривая усмешка тонет в мыльных хлопьях
- Все оказалось не так просто, как мы думали. Сказочка была с подвохом.
За это «МЫ» я благодарна до глубины души. Самый сложный этап примирения можно считать успешно пройденным. На ту легкость, которая была между нами до вчерашнего, надеяться, конечно, глупо, но я не птица Говорун - умом и сообразительностью не отличаюсь.
- Меня, - говорю, - всегда смущало «и умерли в один день».
Чувствую его руки на своих плечах, поднимаю голову – мне показалось или в серых глазах промелькнул первый за сегодня чертенок?
Решаю не испытывать судьбу. Пусть все идет как идет. Направляюсь готовить завтрак.
Преображенный бритьем морпех подозрительно разглядывает нечто в своей тарелке.
- Это что?
- Манная каша. Попробуй.
Пока он проделывает ложкой борозды в густой субстанции, вспоминаю любимого Кэрролла: «Алиса, это пудинг, познакомьтесь. Пудинг, это Алиса». Фыркаю от смеха, Терри принимает это на свой счет и, наконец, решается донести ложку до рта.
- Ничего, есть можно. Только слишком сладко.
Приговор оправдательный. Завтрак проходит в молчании. Чувство взаимной неловкости незримо присутствует на кухне как фамильное привидение. В такой ситуации лучшее решение – выход в люди.
Иду звонить Алле, выясняю, что нас ждут к шести, форма одежды произвольная. Сверяюсь с часами, уже за полдень. Как всегда в новогодние праздники, легко перехожу на ночной образ жизни, а потом две недели с трудом возвращаюсь к привычному распорядку с подъемом по звонку в семь утра.
Мой спутник, завершив процедуру бритья, считает себя полностью готовым к выходу в свет, мои же мучения только начинаются. Чтобы выглядеть хорошо, женщине нужно часа два, чтобы выглядеть ЕСТЕСТВЕННО – все четыре. Добиваюсь нужного результата с увлеченностью религиозного фанатика, гроблю на все процедуры дикое количество времени, впрочем, мое материализовавшееся помешательство проводит все это время у телевизора, не выказывая никаких признаков нетерпения.
Наконец, финальная стадия процесса – выбор наряда, который должен произвести впечатление не только на минималистично ориентированного шотландца, но и на Аллочку, а также ее пафосных гостей. Для этого в моей модной аптечке первым нумером значится привезенный (опять же) откуда-то подругой ансамбль – красная юбка длиной до колен и прилагающаяся к ней полупрозрачная черная блуза, приталенная, со свободными рукавами и вырезом «лодочкой», который все время норовит соскользнуть с плеча. Беру с собой туфли, с ростом у меня и так неважно, а мужчине, размером с мою книжную этажерку, надо хоть как-то соответствовать.
Когда я появляюсь в комнате с вопросом «Ну как тебе?», Терри забывает о телевизоре. По расширившимся зрачкам и откровенно плотоядному взгляду понимаю, что нужный эффект достигнут. Убираю его жадные ладони поочередно со всех выступающих частей собственного тела, пресекаю попытку меня поцеловать – тщательно наложенную помаду жалко. Кстати, нам пора ехать.
Натягиваю на красавца-морпеха папину тонкую серо-голубую водолазку и про себя решаю, что вечерок у меня будет еще тот. То, что на моем отце смотрелось как мешковатый свитер, на этом бабском магните превратилось в нечто стильное, подчеркивающее широкие плечи, рельефные руки и отсутствие тараканьего брюшка. Глаза принимают светло-топазовый оттенок под цвет водолазки. Жалею о том, что не могу поставить на это чудо сигнализацию от угона, голодные дамочки не преминут попытаться.
Вызываю такси – добираться до пригорода на перекладных в такой мороз – удовольствие ниже среднего. Терри галантно сажает меня в машину, закрывает дверь, влезает на переднее пассажирское сидение и мы отправляемся на «бал».