Re: Хэппиньюейная скасска.
Добавлено: 12 дек 2010, 09:11
Глава 6.
Когда я вылетаю в коридор, моему пылающему гневом взору предстает постер из «Лары Крофт», я безжалостно сдираю его со стены, пинком отбрасываю к входной двери, оглядываю помятую физиономию поверженного кумира и сквозь сжатые зубы вполголоса выплевываю «Таким ты нравился мне больше». Мысль о коварном подарке Деда Мороза, оставшемся на кухне, доводит меня практически до трясучки, я подбегаю к столу, над которым колдует Люда, хватаю стоящий на краю широкий стакан с чем-то темным и залпом выпиваю. Я начинаю задыхаться, хватаюсь руками за шею, у меня такое ощущение, что сейчас я начну пыхать огнем как полоумная драконица. Я жестами пытаюсь объяснить застывшим в ужасе гостям, что со мной, но искусство пантомимы мне абсолютно чуждо или они не отличаются догадливостью, наконец чьи-то руки суют мне в рот бутылку с минералкой, половина жидкости моментально оказывается на блузке, но мне сейчас плевать на это – я наконец-то начинаю дышать. Когда я набираю полные легкие воздуха, у меня покашиваются ноги, знакомые широкие ладони подхватывают меня и осторожно усаживают на диван. Терри опускается на корточки и заглядывает мне в лицо:
- На минуту нельзя оставить без присмотра, - констатирует он.
«А ты не оставляй!» - хочется заорать мне, - «Я не похожа на твою супер-женщину с характером нильского крокодила, я - обычная дура, которая совсем потеряла голову». Хочется заплакать и уткнуться мокрым носом в эту широкую грудь, чтобы тебя обняли, пожалели и пообещали, что ничего плохого никогда больше не случится. Но сделать это в присутствии гостей немыслимо, в этот момент я их отчетливо ненавижу.
Я хрипло спрашиваю, указывая на стакан:
- Что там было?
- Виски, - ухмыляется шотландец, - довольно приличный, насколько я могу судить. Сколько же ты выпила, детка?
- Не знаю, - бурчу я, - измерить не удосужилась.
- Тебе надо что-нибудь съесть иначе ты опьянеешь и начнешь творить всяческие непотребства, - кажется это перспектива его весьма воодушевляет.
- А я тебе в этом помогу, - добавляет он шепотом и я вижу вереницы бесенят в серых с золотыми искорками глазах.
Кажется, алкоголь уже начал наступление на мой мозг. В нем появляются совершенно разнузданные картины моих грядущих непотребств. Причем, подернутое дымкой сознание явно не спешит от них избавляться. Очередная фантазия заставляет пламенеть мои уши. Я подумываю, что лучше: сейчас же провалиться сквозь землю от стыда или выгнать гостей, чтобы задумку реализовать?
Хорошее воспитание все же берет верх (или я недостаточно выпила), я привожу выражение лица в порядок и, на правах хозяйки дома, приглашаю всех к столу. Терри под предлогом, что за мной нужен глаз да глаз, усаживает меня рядом с собой на диван и начинает усиленно кормить. При этом он ни на минуту не оставляет меня в покое: закладывает салфетку мне в вырез блузки, чтобы я «не испачкалась», вытирает мне кончиками пальцев уголки губ («там что-то застряло»), заправляет за ухо волосы, поправляет на шее цепочку. В то же время он умудряется напропалую флиртовать с Людой, отпускать сомнительные шутки и выдерживать Аллочкин перекрестный допрос.
Сказать, что его прикосновения меня нервируют – не сказать ничего, я верчусь как тот уж на сковороде, меня поминутно кидает в жар, я не могу достойно участвовать в живой беседе и, в основном, помалкиваю с идиотской улыбкой на лице.
Последнее, что я помню – бой курантов, мне протягивают бокал шампанского, я чокаюсь со всеми, загадываю желание и осушаю фужер до дна. Через некоторое время из моего восприятия мира исчезает визуальная составляющая. Потом происходящее вокруг я начинаю слышать словно через вату, постепенно звуки становятся все тише и я куда-то проваливаюсь.
Просыпаюсь я от сильнейшей головной боли и от ощущения того, что мне свернули шею. Пытаюсь определить, где нахожусь. Сконцентрировавшись, я убеждаюсь, что лежу. На высокой и довольно твердой подушке, которая, к тому же, плавно вздымается и опускается. С трудом разлепив один глаз, я вижу перед собой ключицу, чуть выше шею с пульсирующей веной, а чуть ниже поросль темных волос. Я зажмуриваюсь, поминаю разом мамочку и Господа бога, но теплый живот под моей рукой никуда не исчезает.
Воспоминания о вчерашнем дне наполняют мой отравленный похмельем мозг. Поход в магазин, красивый парень на лавочке, Дед Мороз, гости, дальше – черная дыра. Стараясь не разбудить свой новогодний подарочек, приподнимаюсь и пытаюсь медленно сползти с дивана. Когда мне удается сесть, я обнаруживаю сдвинутый в сторону стол с остатками пиршества и догоревшими свечами. Рядом стоит стул, на котором расположился ворох одежды. Эта картина почему-то вызывает во мне смутное беспокойство. Потом до меня доходит, что свешивающиеся со стула джинсы вчера были на мне, по крайней мере до того момента, как память мне изменила. С трудом опускаю взгляд - вижу свои голые ноги, на всякий случай провожу по ним рукой, ощущения соответствуют сделанному ранее выводу – штаны на мне отсутствуют. Медленно двигаюсь вверх с исследовательской целью – блузки тоже нет. По крайней мере, тот, кто меня раздевал (я далека от мысли, что была в состоянии сама раздеться), оставил на мне белье… Здесь моя мысль заходит в тупик. То есть я почти уверена, что раздевал меня мирно посапывающий на моем диване изверг кинематографического происхождения – его вещи валяются вперемешку с моими, но вот что именно произошло в промежутке между разоблачением и пробуждением мне совершенно неизвестно.
Затылком чувствую, что он открыл глаза и улыбается, я представляю эту кривую ухмылку и мне становится совсем нехорошо. Терри берет меня за плечо и тянет назад. Я приземляюсь на его предплечье, в голове взрываются крохотные бомбочки, боль рикошетит от макушки к вискам.
- Доброе утро, - прочувствованно произносит шотландец.
- Утро добрым не бывает, - огрызаюсь я, наблюдая как он медленно наклоняется ко мне. Стоп, этого я сейчас не выдержу, я останавливаю его в нескольких сантиметрах от моего лица, уперевшись ладонью в его грудь.
- Подожди, у меня к тебе вопрос, - начинаю я, пытаясь облечь то, что вертится у меня на языке, в наиболее приличную форму.
- Весь – внимание, - мурлычет он, наблюдая за моими мучительными попытками найти нужные слова.
Наконец, насладившись моими терзаниями, произносит
- Нет, если ты об этом, я не занимаюсь любовью с женщинами, находящимися в отключке, это моя принципиальная позиция, - он делает ударение на слове «принципиальная», я смотрю в это заспанное лицо, которое кажется таким домашним. Но это всего лишь утренняя иллюзия: передо мной дикий зверь, он неприручаем, единственный инстинкт, который живет в нем – инстинкт охотника. Ну что ж, у меня есть неделя, точнее уже 6 дней, чтобы насладится близостью великолепного хищника, и я больше не намерена изображать из себя пугливую девчонку.
Когда я вылетаю в коридор, моему пылающему гневом взору предстает постер из «Лары Крофт», я безжалостно сдираю его со стены, пинком отбрасываю к входной двери, оглядываю помятую физиономию поверженного кумира и сквозь сжатые зубы вполголоса выплевываю «Таким ты нравился мне больше». Мысль о коварном подарке Деда Мороза, оставшемся на кухне, доводит меня практически до трясучки, я подбегаю к столу, над которым колдует Люда, хватаю стоящий на краю широкий стакан с чем-то темным и залпом выпиваю. Я начинаю задыхаться, хватаюсь руками за шею, у меня такое ощущение, что сейчас я начну пыхать огнем как полоумная драконица. Я жестами пытаюсь объяснить застывшим в ужасе гостям, что со мной, но искусство пантомимы мне абсолютно чуждо или они не отличаются догадливостью, наконец чьи-то руки суют мне в рот бутылку с минералкой, половина жидкости моментально оказывается на блузке, но мне сейчас плевать на это – я наконец-то начинаю дышать. Когда я набираю полные легкие воздуха, у меня покашиваются ноги, знакомые широкие ладони подхватывают меня и осторожно усаживают на диван. Терри опускается на корточки и заглядывает мне в лицо:
- На минуту нельзя оставить без присмотра, - констатирует он.
«А ты не оставляй!» - хочется заорать мне, - «Я не похожа на твою супер-женщину с характером нильского крокодила, я - обычная дура, которая совсем потеряла голову». Хочется заплакать и уткнуться мокрым носом в эту широкую грудь, чтобы тебя обняли, пожалели и пообещали, что ничего плохого никогда больше не случится. Но сделать это в присутствии гостей немыслимо, в этот момент я их отчетливо ненавижу.
Я хрипло спрашиваю, указывая на стакан:
- Что там было?
- Виски, - ухмыляется шотландец, - довольно приличный, насколько я могу судить. Сколько же ты выпила, детка?
- Не знаю, - бурчу я, - измерить не удосужилась.
- Тебе надо что-нибудь съесть иначе ты опьянеешь и начнешь творить всяческие непотребства, - кажется это перспектива его весьма воодушевляет.
- А я тебе в этом помогу, - добавляет он шепотом и я вижу вереницы бесенят в серых с золотыми искорками глазах.
Кажется, алкоголь уже начал наступление на мой мозг. В нем появляются совершенно разнузданные картины моих грядущих непотребств. Причем, подернутое дымкой сознание явно не спешит от них избавляться. Очередная фантазия заставляет пламенеть мои уши. Я подумываю, что лучше: сейчас же провалиться сквозь землю от стыда или выгнать гостей, чтобы задумку реализовать?
Хорошее воспитание все же берет верх (или я недостаточно выпила), я привожу выражение лица в порядок и, на правах хозяйки дома, приглашаю всех к столу. Терри под предлогом, что за мной нужен глаз да глаз, усаживает меня рядом с собой на диван и начинает усиленно кормить. При этом он ни на минуту не оставляет меня в покое: закладывает салфетку мне в вырез блузки, чтобы я «не испачкалась», вытирает мне кончиками пальцев уголки губ («там что-то застряло»), заправляет за ухо волосы, поправляет на шее цепочку. В то же время он умудряется напропалую флиртовать с Людой, отпускать сомнительные шутки и выдерживать Аллочкин перекрестный допрос.
Сказать, что его прикосновения меня нервируют – не сказать ничего, я верчусь как тот уж на сковороде, меня поминутно кидает в жар, я не могу достойно участвовать в живой беседе и, в основном, помалкиваю с идиотской улыбкой на лице.
Последнее, что я помню – бой курантов, мне протягивают бокал шампанского, я чокаюсь со всеми, загадываю желание и осушаю фужер до дна. Через некоторое время из моего восприятия мира исчезает визуальная составляющая. Потом происходящее вокруг я начинаю слышать словно через вату, постепенно звуки становятся все тише и я куда-то проваливаюсь.
Просыпаюсь я от сильнейшей головной боли и от ощущения того, что мне свернули шею. Пытаюсь определить, где нахожусь. Сконцентрировавшись, я убеждаюсь, что лежу. На высокой и довольно твердой подушке, которая, к тому же, плавно вздымается и опускается. С трудом разлепив один глаз, я вижу перед собой ключицу, чуть выше шею с пульсирующей веной, а чуть ниже поросль темных волос. Я зажмуриваюсь, поминаю разом мамочку и Господа бога, но теплый живот под моей рукой никуда не исчезает.
Воспоминания о вчерашнем дне наполняют мой отравленный похмельем мозг. Поход в магазин, красивый парень на лавочке, Дед Мороз, гости, дальше – черная дыра. Стараясь не разбудить свой новогодний подарочек, приподнимаюсь и пытаюсь медленно сползти с дивана. Когда мне удается сесть, я обнаруживаю сдвинутый в сторону стол с остатками пиршества и догоревшими свечами. Рядом стоит стул, на котором расположился ворох одежды. Эта картина почему-то вызывает во мне смутное беспокойство. Потом до меня доходит, что свешивающиеся со стула джинсы вчера были на мне, по крайней мере до того момента, как память мне изменила. С трудом опускаю взгляд - вижу свои голые ноги, на всякий случай провожу по ним рукой, ощущения соответствуют сделанному ранее выводу – штаны на мне отсутствуют. Медленно двигаюсь вверх с исследовательской целью – блузки тоже нет. По крайней мере, тот, кто меня раздевал (я далека от мысли, что была в состоянии сама раздеться), оставил на мне белье… Здесь моя мысль заходит в тупик. То есть я почти уверена, что раздевал меня мирно посапывающий на моем диване изверг кинематографического происхождения – его вещи валяются вперемешку с моими, но вот что именно произошло в промежутке между разоблачением и пробуждением мне совершенно неизвестно.
Затылком чувствую, что он открыл глаза и улыбается, я представляю эту кривую ухмылку и мне становится совсем нехорошо. Терри берет меня за плечо и тянет назад. Я приземляюсь на его предплечье, в голове взрываются крохотные бомбочки, боль рикошетит от макушки к вискам.
- Доброе утро, - прочувствованно произносит шотландец.
- Утро добрым не бывает, - огрызаюсь я, наблюдая как он медленно наклоняется ко мне. Стоп, этого я сейчас не выдержу, я останавливаю его в нескольких сантиметрах от моего лица, уперевшись ладонью в его грудь.
- Подожди, у меня к тебе вопрос, - начинаю я, пытаясь облечь то, что вертится у меня на языке, в наиболее приличную форму.
- Весь – внимание, - мурлычет он, наблюдая за моими мучительными попытками найти нужные слова.
Наконец, насладившись моими терзаниями, произносит
- Нет, если ты об этом, я не занимаюсь любовью с женщинами, находящимися в отключке, это моя принципиальная позиция, - он делает ударение на слове «принципиальная», я смотрю в это заспанное лицо, которое кажется таким домашним. Но это всего лишь утренняя иллюзия: передо мной дикий зверь, он неприручаем, единственный инстинкт, который живет в нем – инстинкт охотника. Ну что ж, у меня есть неделя, точнее уже 6 дней, чтобы насладится близостью великолепного хищника, и я больше не намерена изображать из себя пугливую девчонку.